1831 г. — П. П. Аносов, работавший на Златоустовской оружейной фабрике и стремившийся раскрыть тайну получения древнего булата, впервые применил микроскоп для исследования строения отполированной поверхности стали, предварительно протравленной кислотой.

1864 г. — английский естествоиспытатель К. Сорби провел подобные исследования макроструктуры железных метеоритов и образцов стали, применив при этом микрофотографию.

1868 г. — Д. К. Чернов указал на существование температур, при которых сталь претерпевает превращения при нагревании и охлаждении (критические точки).

1888 г. — французский инженер Ф. Осмонд измерил эти температуры при помощи термоэлектрического термометра, изобретенного его соотечественником Ле Шателье.

1895 г. — А. А. Ржешотарский создал металловедческую лабораторию на Обуховском заводе в Петербурге.

1897 г. — Ле Шателье сконструировал металлографический микроскоп, значительно расширивший возможности изучения структуры металлов.

1897 г. — английский ученый У. Робертс-Остен исследовал методами термического анализа микроструктуры нескольких двойных металлических систем, в том числе железоуглеродистых сплавов.

1900 г. — нидерландский физико-химик Г. В. Розебом уточнил и обобщил экспериментальные данные о железоуглеродистых сплавах, создав диаграмму Fe—С.

1902 г. — А. А. Байков исследовал явления закалки сплавов. В последующие годы он основал в Петербургском политехническом институте первую в России учебную лабораторию металловедения и создал крупную научную школу металловедов.

1903 г. — Н. С. Курнаков сконструировал самопишущий пирометр, позволивший значительно усовершенствовать методику термического анализа металлов и сплавов.

1904 г. — Н. И. Беляев организовал металловедческую лабораторию на Путиловском заводе в Петербурге.

1906—1913 гг. — Н. С. Курнаков и С. Ф. Жемчужный установили зависимости между составом двойных систем и их свойствами — электропроводностью, твердостью и др.

1908 г. — А. М. Бочвар организовал в Высшем техническом училище первую в Москве металлографическую лабораторию.

1918 г. — французские ученые А. Портевен и М. Гарвен установили зависимость критических точек стали от скорости охлаждения.

20-е гг. XX в. — в различных странах начались исследования изотермических превращений в стали (Э. Давенпорт, Э. Бейн, Р. Мейл в США, С. С. Штейнберг, Н. А. Минкевич в СССР, Ф. Вефер в Германии и др.).

Одновременно развивалась физическая теория кристаллизации металлов, экспериментальные основы которой были заложены в начале XX в. немецким физико-химиком Г. Тамманом (Я. И. Френкель, В. И. Данилов в СССР, М. Фольмер в Германии, И. Странский в Болгарии).

Важную роль в развитии металловедения начал играть рентгеноструктурный анализ, позволивший определить кристаллическую структуру различных фаз, описать ее изменения при фазовых переходах, термической обработке и деформации (структуру мартенсита, изменения структуры твердых растворов при их распаде и т. д.). В этой области большое значение имели работы Г. В. Курдюмова, С. Т. Конобеевского, Н. В. Агеева (СССР), А. Вестгрена (Швеция), У. Юм-Розери (Великобритания), У. Делингера, В. Кестера (Германия).

В эти же годы А. Ф. Иоффе и Н. Н. Давиденков положили начало теории прочности кристаллов.

1935 г. — А. А. Бочваром изучен механизм эвтектической кристаллизации сплавов.

40-е гг. — Н. Т. Гудцов основал в Московском институте стали новую научную школу в области металловедения и термической обработки стали.

2-я половина XX в. — разработка и внедрение в практику металловедения электронной микроскопии, методов электронной дифракции, нейтронографии, радиоизотопных индикаторов, внутреннего трения, микрорентгеноспектрального анализа, калориметрии, магнитометрии и др.

Средневековое “металловедение”

“Семь металлов создал свет по числу семи планет” — в этих немудреных стишках был заключен один из важнейших постулатов средневековой алхимии. На каком-то этапе науке и впрямь было известно лишь семь металлов и столько же небесных тел (Солнце, Луна и пять планет, не считая Земли). По мнению тогдашних светил науки, не увидеть в этом глубочайшую философскую закономерность могли только глупцы да невежды. Стройная алхимическая теория гласила, что золото представлено на небесах Солнцем, серебро — это типичная Луна, медь, несомненно, связана родственными узами с Венерой, железо олицетворяется Марсом, ртуть соответствует Меркурию, олово — Юпитеру, свинец — Сатурну. До XVII века металлы и обозначались в литературе соответствующими астрономическими символами.

Все было бы хорошо, если бы “полку металлов” не прибывало, с открытием же новых планет дело обстояло значительно хуже (седьмая планета Солнечной системы Уран была открыта лишь в 1781 году). Чтобы теория не страдала, на первых порах решено было отнести вновь открытые металлы (цинк, висмут и др.) к разделу полуметаллов. Но химические свойства многих “полу металлов” свидетельствовали о том, что они имеют ничуть не меньше прав считаться полными металлами, чем “великолепная семерка”.

Явный дефицит небесных тел заставил “научных работников” алхимических лабораторий искать выход из тупика. Не лишено резона было предложение испанского металлурга и по совместительству священника Альваро Алонсо. В своей книге “Искусство металлургии”, вышедшей в 1640 году, он написал:

“Несколько лет назад в Богемии нашли металл, находящийся между свинцом и оловом и отличающийся от обоих. Если есть связь между металлами и планетами, то не значит ли это, что, совершенствуя телескопы, мы можем обнаружить и новые планеты?”

Но сколько ни совершенствовались телескопы, астрономам удалось довести число планет Солнечной системы лишь до 9, в то время как семейство металлов разрослось примерно до 80 членов, явно не считаясь с положениями “планетно-металлической” теории.

Топор из метеорита

Не так давно в Моравском музее города Брно (ЧССР) появился новый экспонат — небольшой топор, найденный археологами на раскопках древнего поселения Мстенице, относящегося к раннему средневековью. Уже почти два десятилетия ученые ведут здесь работы, в результате которых им удалось обнаружить около 40 тысяч различных предметов старины, в том числе немало топоров. Однако топор, пополнивший теперь коллекцию музея, оказался не простым, а... Нет-нет, не золотым, как сказочное яичко, а железным, как и подобает настоящему топору, но все дело в том, что железо, из которого древний кузнец отковал свой топор, было... метеоритным.

К этому выводу пришли металловеды после того, как находку подвергли металлографическому анализу. Оказалось, что в отличие от других железных изделий, найденных на раскопках, описываемый топор изготовлен из “природнолегированного” железа, содержащего 2,8% никеля и 0,6% кобальта.

Такой состав свидетельствует о небесном происхождении материала, которым воспользовался средневековый мастер из Мстенице.

“Опальный” сплав

В прошлом веке металлургов и химиков охватила “эпидемия” поисков нового сплава, способного заменить дорогое серебро в качестве материала для посуды и столовых приборов. “Вирусом” служила солидная премия, обещанная тому, кто первым достигнет цели. Почти одновременно ученым ряда стран удалось получить несколько однотипных сплавов системы медь-цинк-никель, весьма сходных с серебром: аргентан (“подобный серебру”), нейзильбер (“новое серебро”), мельхиор и др.

В 1916 г. на долю нейзильбера выпали крупные “неприятности”. Австрийский император Франц Иосиф, пользовавшийся сервизом из этого сплава, внезапно заболел и умер. Отчего? Подозрение пало на “новое серебро”, и на посуду был наложен запрет. Лишь тщательные исследования позволили полностью реабилитировать ни в чем не повинный сплав. А умер император не так уж и неожиданно: ему было отроду “всего-навсего” 86 лет.

(Материалы подготовлены по БСЭ, 3-е изд.)